Значит, все не так плохо. Хотя нет, нужно выразиться иначе: плохо, но не так, как могло бы быть. Способность убивать касанием никуда не делась, вот и сейчас Сьюзен сидела, зажав ладони между коленей, словно боясь ненароком кого-нибудь коснуться.
Никто о подобном не предупреждал. Способности должны были стать чем-то, что помогает бороться с Тенями и спасать людей. Миранда отгоняет ночных монстров от себя, Везел их и вовсе уничтожает, Мейсон может убить их голыми руками, а сам Оливер изгонять их же из одержимых. Так почему же Сьюзен досталась именно эта? Где тут справедливость? Родители девушки умерли совсем недавно, потом Афро, ставшая ей кем-то бо́льшим, чем наставником, едва не погибла от рук предателя, а теперь еще и это. Словно она была прокаженной.
Оливер лишь надеялся, что сама она так не думает. Утешать ее не имело смысла; когда слова утешения хоть кому-то помогли? А вот отвлечь — другое дело.
— Кажется, Джона спасли.
— Правда? Я не видела.
— Да я сам лишь мельком его увидел. Похоже, наше задание было не единственным.
— Оно было секретным, — подала голос Эвила, о которой Оливер даже забыл, так она была неприметная в палате с приглушенным светом, словно слилась с тьмой.
— Да, Бертон мне рассказал. Но почему оно было секретным?
— В организации предатели, нельзя было, чтобы кто-то прознал про него. — Голос Эвилы был слегка скрипучим, словно заржавевшим от долгого неиспользования. Она говорила медленно, иногда делая короткие паузы между словами. — Наше же задание было отвлекающим маневром. И заодно проверкой вас пятерых.
Ничего себе проверка, подумал Оливер, столько человек погибло и пострадало. И вызволяющие Джона тоже, судя по всему, сильно пострадали. А все ради чего?
Организации очень важна их пятерка, и Оливер все четче это осознавал, не зная лишь одного — зачем? Из-за способностей? Это точно было не единственной причиной. И этим не грех было воспользоваться.
— Я хочу повидаться с Джоном.
— Тебя к нему не пропустят, — сказала Эвила. — Сейчас его расспрашивает Камиогава и другие главы организации.
— Тогда я хочу увидеть своих друзей, к ним-то мне еще можно, или мне придется ждать, пока они не превратятся в ходячих мертвецов, из-за чего я не смогу их спасти? — Оливер начинал заводиться, и сам понимал это, однако не мог сдержать переполняющих его эмоций.
— Наберись терпения. Завтра будет большое собрание, где все разъяснят, ты сможешь увидеть и Джона, и своих друзей.
— А если я не могу ждать до завтра? Если мои друзья не могут? Возможно, именно эти последние часы станут для них роковыми. Что тогда? Они умрут, но убьют их не Тени, не этот чертов Жнец, а организация! Ты их убьешь, Охотница, ты и тебе подобные! Тогда чем вы лучше Жнеца и Теней?
— Оливер, успокойся! — крикнула Сьюзен.
— Зачем? Сначала мне нельзя было идти искать моих друзей, теперь, когда они так близко, мне нельзя избавить их от Теней! Зачем мы, пятеро, вам понадобились? Что вы от нас хотите? Вы хотите использовать моих друзей как заложников, чтобы я вам подчинялся? Вы вытащили Везела из тюрьмы, чтобы он был вам благодарен. Якобы спасли мне жизнь, чтобы и я не смог отказаться, а после того, как я сбежал и направился на поиски друзей, вы поняли, что я не столь покладист, поэтому и захватили моих друзей, возможно даже, что именно вы и натравили на нас Теней! А родители Сьюзен? Действительно ли это был несчастный случай?
Вдруг Сьюзен резко поднялась со своего стула, очень быстро подошла к нему и залепила пощечину, аж воздух зазвенел, или это в ушах.
В ее глазах стояли слезы. Оливер так вышел из себя, что потерялся в собственных мыслях, забыл, где явь, а где им же выдуманные фантазии, дикие теории и параноидальные гипотезы. Правдивы ли они? С тем же успехом он мог обвинить «Тенелов» в убийстве его матери десять лет назад и спаивании отца. Несмотря на это, отныне доверять полностью организации он не собирался никогда.
Но в чем провинилась девушка? Сьюзен такая же заложница обстоятельств, как и он. Смерть ее родителей — величайшее горе в ее судьбе, незаживающая рана, которую, в пылу пагубных эмоций, он густо посыпал солью.
Ответить Оливеру было нечем. Он молча развернулся и вышел вон, лишь за порогом вспомнив о костылях. Отправился он не в палату, как должен был, а к себе в комнату. И пусть только кто-нибудь попробует меня остановить… Но его никто не остановил и не окликнул; все были заняты более важными делами, чем его мелочные домыслы, основанные лишь на юношеских запальчивости и мнительности.
Если ты не параноик, это ещё не значит, что за тобой не следят.
Смерть приходит к каждому, и лишь глупцы встречают ее с распростертыми объятиями.
Именно такие мысли посещали молодого священника из Германии по имени Вольфганг Зельвейзер. Несмотря на то, что католики должны верить в жизнь после смерти, лучшую жизнь, чем на Земле, Вольфганг почему-то совсем не хотел умирать, боясь даже самой мысли о смерти. Он каждый день неистового молил Бога дать ему сил, чтобы бороться с этим страхом, но ответа не получал.
После обучения в семинарии, он совсем не представлял, что делать дальше. Оставаться дьяконом ему не хотелось, он стремился к чему-то большему, быть на высоте, главенствовать, чтобы с его мнением считались, а советы воспринимались как побуждение к действию. Да, мысли для служителя католической церкви несколько грешные, но Вольфганг всячески отказывался верить, что другие не имеют похожих желаний.
Он очень долго учился, чтобы знать всю подноготную церкви и вообще религии, и потому мышление его отличалось от остальных: он был пастором, пастухом, а остальные всего лишь паства, стадо овец. Подобное отношение можно было бы считать безнравственным, если бы оно не было прописано в Священном писании.