Тени города. Часть вторая - Страница 116

116

— Я не боялся! — чересчур рьяно попытался оспорить слова Джона Жнец. — Те, кого я собрал подле себя, были лишь неизбежными жертвами. Стал ли я похож на тех, кого презираю? О да. Но я ведь тоже человек, пусть и Охотник.

— Но ты ведь сам говорил, что Охотники лучше любых обычных людей…

— Это так. Мы умеем меняться, подстраиваясь под окружение. Но посмотри, кто нас окружает! Люди, что войну и насилие предпочитают миру и спокойствию. Мы Охотники, но не истинные, мы росли в окружении алчных и трусливых людей, и сами стали неотличимы от них. Мы узнали, кто мы есть на самом деле слишком поздно, когда уже сформировали свою личность. Но что, если бы мы с рождения знали о своей природе? Что, если бы росли в среде таких же, как и мы? Оливер и все остальные, что еще так молоды, ты смог увидеть в них тех, других Охотников, что станут основой будущего нового человечества?

— Они едва не погибли…

— Это не имеет значения, — вновь перебил Джона Вольфганг. — Появятся новые, эволюция неизбежна, но кем они станут теперь? Теней все меньше, открытых Дыр почти не осталось, с каждым годом о Катастрофе вспоминают все меньше, словно это нечто далекое и скучное, намного интересней узнать, как вчера сыграла любимая команда, и уже никто не хочет вспоминать, что десять лет назад из всей этой команды выжил лишь один, оставшись инвалидом, а это уже совершенно другие люди, просто выступающие под теми же цветами и символами.

Не будет Теней, и Охотники исчезнут за ненадобностью, как исчезли они тысячу и десять тысяч лет назад, их силы даже не пробудятся, и когда через тысячу или десять тысяч лет вновь объявятся Тени, наученные горьким опытом, ведь вы не убили ту Высшую Тень, что вернулась через Дыру обратно в свой мир, и тогда нам придет конец, ибо с каждым новым поколением люди теряет частичку себя, и вскорости от них не останется ничего, кроме безликих теней.

— Объединившись, люди способны на гораздо большее, чем поодиночке. Ты был один, пусть и окруженный сторонниками, а мы действовали сообща, потому и победили. И через тысячу, и через десять тысяч лет ничего не изменится. Тени действовали скрытно, и о них знали лишь немногие, но если они выступят в открытую, о них узнает весь мир, и объединится, как объединялся всегда.

— Тогда почему вы скрываете факт существования Теней? Пусть мир узнает. Хаос? Не это ли нужно людям, чтобы стать сильнее? Не так ли сами Охотники пробудили свои силы, столкнувшись с неведомой опасностью?

— Почему? — Джон помолчал, словно подыскивая ответ. Когда-то он знал, как ему казалось, причину этого, пусть и не задумывался о ней, но сейчас он не мог найти достойного ответа, который удовлетворил бы его самого. Хаос? Его хватает и без Теней. Люди будут бояться, но не достаточно ли у них страхов и без этого?

— Это не главное, — ответил Вольфганг, когда Джон озвучил пришедшие ему в голову причины. — Вы боитесь — вот истинный довод. Вы боитесь обычных людей больше, чем всех Теней вместе взятых. Если они узнают о не таких, как сами, то будут нас ненавидеть и презирать, и это еще одна причина того, что Охотники исчезнут уже через два-три поколения. Слиться с толпой и стать с ней единым целым — разные вещи. Первого вы не умеет, а второго не желаете. Остается только исчезнуть… Хелин, — вновь заговорил Жнец чуть погодя, — как она?

— Тебя это разве волнует?

— Благодаря мне она выжила на Рождество, разве я не имею права узнать, все ли с ней в порядке? Ты ведь был у нее?

— Она цела. Пару недель назад ее выписали из больницы.

— И что же дальше? Кто она? Хомо Сапиенс или Хомо Эребус? Она вышла на улицу, почувствовав опасность, как самый натуральный Охотник, хотя всю жизнь приотворялась человеком обыкновенным, выбрав для себя одну из самых человечных профессий, да и все случившееся на острове. И все же ее тянуло ко всему этому, как музыканта тянет к струнам и смычку. Она пыталась стать такой, как все, но бросила все ради спасения других, ради спасения тебя. И вернувшись домой, думаешь, она все забыла? Нет, ее теперь будет преследовать это пьянящее чувство силы того, кто держит в руках жизни других людей. Помяни мои слова, очень скоро она не выдержит, и вы вновь встретитесь, и тогда тебе придется сделать выбор.

Джон не хотел в этом признаваться даже себе, но когда он увидел Хелен, что пришла спасать его вместе с другими Охотниками, он был рад как никогда, словно всю жизнь ждал этого пленения только ради ее взволнованного и напуганного лица, глаз смотрящих на него истинными чувствами. Встречаясь с ней в лупанарии, он видел в ее глазах чувства, но не мог понять, напускные ли они или истинные. Теперь он знал.

— Не этого ли желает человек? — усмехнулся Джон, поднимаясь со стула перед прозрачным стеклом. — Выбор. Мы выбрали жить и пытаться изменить этот мир, надеясь, что люди примут верное решение относительно своего будущего, ведь мы до сих пор живы, а значит, пока в своей общей массе идем верным путем, тернистым и ухабистым, какой и должна быть жизнь, ибо в ином случае не научимся на ошибках прошлого. Ты же, в свою очередь, сделал выбор за всех, даже не задумавшись, верный он или нет.

Как я и сказал ранее: объединившись, люди способны на гораздо большее. Будущее всех должны решать все, а не одиночка, возомнивший себя и судией и палачом.

— Мнение большинства не всегда означает, что оно верное.

— Вот только большинству указать на это можно, а одиночка не слышит никого, кроме самого себя.

Джон ушел прежде, чем Вольфганг нашел, что ответить. В том, что он придумает очередной довод, можно было не сомневаться, но Охотник уже услышал все, что хотел, и вряд ли услышит что-то новое.

116